Правительственная "крыша" директора третьяковки. Новый директор государственной третьяковской галереи Е.А.: А где деньги брать

Директор Третьяковской галереи о больших планах в Казани, наследии Булата Галеева и впечатлениях от ЦСК «Смена»

В конце апреля в центре «Эрмитаж-Казань» планируется открытие большой выставки русcкой живописи рубежа XIX - ХХ веков. С нее стартует реализация проекта сотрудничества знаменитой Третьяковки и Татарстана, о чем в январе договорились Рустам Минниханов и Зельфира Трегулова. В эксклюзивном интервью «БИЗНЕС Online» директор одного из главных музеев страны рассказала о своих беседах с президентом РТ, тонкостях кураторства и своих национальных корнях.

Зельфира Трегулова: «Сейчас ситуация в регионах такова, что об иерархии «центр — регион» нужно забыть» Фото: president.tatarstan.ru

«МЫ РАССЧИТЫВАЕМ В ТАТАРСТАНЕ УДАСТСЯ РАЗВЕРНУТЬ ШИРОКУЮ КАМПАНИЮ ПО ПРОДВИЖЕНИЮ ВЫСТАВОЧНЫХ ПРОЕКТОВ»

— Зельфира Исмаиловна, какой проект разработан по линии Третьяковской галереи и Татарстана?

— С Татарстаном мы заключили договор о долгосрочном сотрудничестве. Это сотрудничество будет взаимным: не только Третьяковская галерея в Казани, но и Казань, Татарстан будут выставляться в Москве на территории Третьяковской галереи. Все наши проекты планируются как совместные. Обдумывая возможные темы, в первую очередь мы исходили из того, что в Государственном музее изобразительных искусств Республики Татарстан хранятся абсолютно уникальные собрания русcкой живописи рубежа XIX - ХХ веков. Показалось интересным эту живопись объединить в рамках одной экспозиции, которую мы развернем в залах филиала Эрмитажа в Казанском кремле. На сегодняшний день это лучшее в Казани пространство для показа классического искусства, да и сам Казанский кремль — очень живое, посещаемое место.

Из своего собрания Третьяковская галерея на выставку русского искусства рубежа веков представит порядка 50 работ, а Государственный музей изобразительных искусств Татарстана — около 20. В каких-то случаях вещи будут объединены в серию. Например, из еврейской серии Натальи Гончаровой мы покажем «Еврейскую лавочку», которая будет висеть рядом со знаменитой картиной «Шабат» из собрания казанского музея. А «Полет Фауста и Мефистофеля» из этой же коллекции будет показан рядом со знаковой — и не только для Третьяковской галереи, но и для всего русского искусства — картиной Михаила Врубеля «Царевна-Лебедь».

— Как конкретно формулируется и на что нацелена стратегия долгосрочного сотрудничества Третьяковской галереи с Казанью?

— Нам важно сделать не просто временную экспозицию в Татарстане. Мы хотели бы, чтобы ноу-хау, которое мы выработали за последние годы, когда выставочные проекты превращаются в настоящие события, привлекающие огромное внимание зрителей и имеющие очень серьезный образовательный потенциал, удалось перенести в Казань. Не просто перенести, но и посмотреть, как это будет взаимодействовать с той ситуацией, которая сегодня складывается в Татарстане.

«Встречи с президентом РТ заставили меня рассматривать наш проект в Татарстане как проверку на действенность всего того, что мы предлагаем сегодня московскому зрителю»
Фото: president.tatarstan.ru

— А что за ситуация, на ваш взгляд, складывается в Татарстане?

— Я была в Казани пару раз за последние два-три года, и, конечно, то, как развивается город, то, как развивается республика, не может не удивлять. Нам есть чему, с одной стороны, у Казани, у Татарстана поучиться. С другой стороны, при невероятном развитии городской структуры и вообще какой-то очень интенсивной жизни города музейная история здесь пока еще не привлекает внимание людей.

Первой совместной выставкой в Казани мы бы хотели осуществить некий прорыв в отношении к музейно-выставочным проектам. Поэтому готовится не просто выставка из собрания Третьяковской галереи, которая также включит в себя работы из собрания Государственного музея Республики Татарстан. Это проект, который мы продумываем от начала до конца и в смысле содержания экспозиции, и в смысле оформления выставочного пространства. Поступим так же, как поступаем и на наших выставочных площадках: пригласим интересных архитекторов, чтобы они превратили залы, видевшие не одну экспозицию из собрания Эрмитажа, в нечто совершено отличное от того, к чему привыкли казанские зрители. Выставку сопроводим интереснейшими образовательными программами, как это делали осенью на приуроченной к 120-летию музея и знаменитой Нижегородской ярмарки выставке в Нижнем Новгороде. Лекции там читали, наверное, самые серьезные наши исследователи, начиная с заместителя директора по науке. По-моему, не было ни одного не «остепененного» лектора, некоторые даже имели степень доктора искусствознания. Хотя дело, конечно, не в только в научной степени...

— В чем еще?

— Чтобы привлечь людей, у которых пока нет привычки ходить в музеи, на выставки, на лекции, важно использовать максимум современных возможностей, действовать по гамбургскому счету. Мы очень рассчитываем, что благодаря нашему сотрудничеству в Татарстане удастся развернуть широкую кампанию по продвижению выставочных проектов. Я не боюсь слова «продвижение», потому что, приходя в музей, люди должны осознавать, как в их будни, в их повседневность добавляется какое-то иное измерение. А это невероятно важно сегодня.

«С Татарстаном мы заключили договор о долгосрочном сотрудничестве. Это сотрудничество будет взаимным: не только Третьяковская галерея — в Казани, но и Казань, Татарстан будут выставляться в Москве»
Фото: president.tatarstan.ru

«ВЫСТАВКУ БУЛАТА ГАЛЕЕВА НЕОБХОДИМО СДЕЛАТЬ НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЕЩЕ РАЗ ПРИВЛЕЧЬ ВНИМАНИЕ К ЭТОЙ УДИВИТЕЛЬНОЙ ФИГУРЕ...»

— Сколько проектов пока заложено в планы сотрудничества Третьяковской галереи с Казанью?

— Пока я рассказала о первом из трех проектов, которые мы бы хотели сделать в Татарстане. Второй проект — совместная выставка, посвященная совершенно удивительному человеку и художнику Булату Галееву. В советские годы он осуществил прорыв во многих сферах, но потом, к сожалению, был забыт. Вспоминают о нем именно сейчас. Мне было очень приятно, когда на выставке «Искусство Европы 1945 - 1968» в Брюсселе, а потом в Карлсруэ (сейчас эта выставка приезжает в ГМИИ им. Пушкина прим. ред. ) я увидела два его проекта, которые по праву заняли достойное место в экспозиции, представляющей художественное развитие послевоенной Европы как некое целое, без разграничения на страны западного и восточного блоков. Поразительно, насколько больше у нас было общего, нежели отличного! Возник такой феномен искусства, находящегося на грани искусства и науки, который невероятно раздвинул горизонты собственно художественного мышления.

Проблема в том, что на фоне европейских радикальных движений конца 1950-х — начала 1960-х годов отечественное искусство оттепельной эпохи многие воспринимают не так, как оно этого заслуживает. А ведь в Советском Союзе в те годы создалась ситуация, невероятно провоцирующая на самые свободные и самые радикальные художественные высказывания. Эта ситуация способствовала творчеству, в частности, таких людей, как Булат Галеев. Для меня он скорее показатель того, что происходило у нас в стране. Насколько его искусство — результат произрастания на татарстанской почве, мне сказать труднее. Но то, что он был важной частью отечественного художественного высказывания начала 1960-х годов, совершенно неоспоримо.

«Второй проект — совместная выставка, посвященная совершенно удивительному человеку и художнику Булату Галееву. В советские годы он осуществил прорыв во многих сферах, но потом, к сожалению, был забыт. Вспоминают о нем именно сейчас» Фото: Елена Сунгатова, art16.ru

— Прямо-таки материализация «пророка в своем Отечестве»...

— Выставку Булата Галеева необходимо сделать не только для того, чтобы еще раз привлечь внимание к этой удивительной фигуре. Надо способствовать тому, чтобы наследие художника, которое сейчас хранится в запасниках в одном из промышленных зданий, было музеефицировано и заняло достойное место в музейной и культурной жизни Татарстана.

— Каким будет третий проект?

— Третий планируемый с Казанью проект будет основываться на том, что составляет, наверное, сердцевину собрания Третьяковской галереи — это выставка картин, которые покупал Павел Михайлович Третьяков. В первую очередь — картин его современников. Не все отдают себе в этом отчет, но Павел Михайлович Третьяков собирал современное искусство. Собирал все самое интересное, яркое из того, что создавалось его современниками. Иногда даже покупал работы, например картины Николая Ге, о которых понимал, что показать их при своей жизни в силу тогдашних социокультурных ограничений он не сможет. Нам бы хотелось, чтобы современным зрителям было интересно на это смотреть и об этом размышлять.

«В КАЗАНИ МНЕ УДАЛОСЬ ПОБЫВАТЬ В ЦЕНТРЕ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА «СМЕНА». ПОРАЗИЛА АБСОЛЮТНАЯ НЕПРОВИНЦИАЛЬНОСТЬ ТОГО, ЧТО Я УВИДЕЛА»

— В случае Павла Третьякова идея меценатских вложений в современное искусство оправдала себя. А в современном искусстве Татарстана вами были увидены какие-то горизонты?

— В Казани мне удалось побывать в центре современной культуры «Смена». Поразила абсолютная непровинциальность того, что я увидела. Во-первых, это была удачная выставка современных художников. Во-вторых, это невероятно живое место с книжным магазином, которому можно позавидовать, с современно оформленным пространством, при том что сам центр эффектно вписан в историческую застройку. Мне было приятно общение с нацеленными на результат и очень мотивированными людьми, которые там работают. Это говорит о том, что в регионах есть прекрасный потенциал. И замечательно, когда руководители регионов поддерживают такие начинания вне зависимости от своих собственных пристрастий и художественных вкусов.

В Татарстане, мне кажется, подобная политика очевидна. Могу добавить, что те две встречи с президентом Татарстана, которые у меня были на протяжении последнего года — одна, когда он принял меня в своем кабинете в Казани, а вторая, когда он был у нас на выставке «Шедевры Пинакотеки Ватикана», — были не просто очень интересными. Они заставили меня сильно подтянуться и рассматривать наш проект в Татарстане как проверку на действенность всего того, что мы предлагаем сегодня московскому зрителю.

— Правильно ли я поняла, что речь идет об инспирированной Рустамом Миннихановым системе приближения музейно-выставочной жизни Татарстана к столичному уровню?

— Сейчас ситуация в регионах такова, что об иерархии «центр — регион» нужно забыть. Регион никак нельзя воспринимать как «младшего брата», к которому ты приходишь со своими законами «старшего брата». Именно поэтому мы и хотим взаимодействовать, а не просто переносить свои идеи, свои проекты, свои концепции на казанскую почву.

«Roma Aeterna — выставка из 42 произведений, никогда такое количество работ не покидало стен Пинакотеки Фото: kremlin.ru

«Я ВООБЩЕ СЧИТАЮ, ЧТО УСТАНОВЛЕНИЕ ГРАНИЦ — ЭТО ВЕЩЬ АБСОЛЮТНО НЕ ПОЛЕЗНАЯ»

— Вероятно, частью переносимой вами концепции станет институт кураторства. Это авторская категория, и для музейной жизни Татарстана она пока еще непривычна. Могли бы в порядке ликбеза рассказать об Аркадии Ипполитове, кураторе недавно закрывшейся в Инженерном зале корпусе Третьяковской галереи выставки «Шедевры Пинакотеки Ватикана. Беллини, Рафаэль, Караваджо» (Roma Aeterna — «Вечный Рим»)?

— Если говорить о Roma Aeterna и о кураторе этой выставки — Аркадии Ипполитове, вообще-то старшем научном сотруднике Государственного Эрмитажа, то я работаю с ним давно. Со времени, когда я была куратором и координатором российских проектов в музее Гуггенхайма в Нью-Йорке. Там Аркадий делал совершенно блистательную выставку «Роберт Мэплторп и классическое искусство: фотографии и гравюры маньеризма». До выставки из Ватикана мы с ним делали еще пару проектов. Когда я поняла, что ватиканская выставка становится реальностью, я ни минуты не сомневалась в том, что для работы надо пригласить именно его.

Выбрать из относительно небольшой коллекции Пинакотеки — всего 500 произведений — работы, которые были бы не просто шедеврами, повешенными на стены, а несли бы очень серьезное послание, мог только очень серьезный глубокий знаток итальянского искусства. Более того, человек, который смог предложить идею, которая была воспринята музеями Ватикана настолько, что они согласились отдать — и отдать почти на четыре месяца! — свои лучшие работы. Идея Roma Aeterna, т. е. «Вечный Рим», им очень импонировала. При этом я точно знаю: не все верили, что получится сделать выставку из произведений такого уровня.

Так вот, если говорить о казанских проектах, первый из них мы доверили молодому куратору Ольге Фурман, сотруднику Третьяковской галереи. Я и мои коллеги готовы признать, что на материале русской живописи рубежа ХIX - ХХ веков у нее получилась очень красивая, эстетски тонкая история, которая не заканчивается, как это можно было бы предположить, 1917 годом. На этой выставке будет показано, что происходило с некоторыми из представленных художников уже после революции, как они продолжали работать и как в сложной ситуации — до 1932 года — все продолжало развиваться достаточно неординарно.

— Любопытный кураторский ход по преодолению стандартной хронологии «до революции — после революции».

— Вы знаете, я вообще считаю, что установление границ — это вещь абсолютно не полезная. Во всех смыслах. Мне кажется, мы должны пользоваться теми преимуществами, которые нам дает наша сегодняшняя позиция, когда мы можем смотреть на ХХ век не как на период, разделенный «перегородками»: авангард, соцреализм, суровый стиль и т. д. Эти определения не дают полноты картины и выявляют некую преимущественную линию, которая, будучи выделенной (искусственно, кстати!), отрывается от невероятно интересного контекста, внутри которого она существовала. Если говорить о 1950-х, 60-х, 70-х годах, была ведь очень жесткая позиция о существовании искусства официального и неофициального: наряду с реалистической традицией существовало искусство неофициальное, нефигуративное, экспериментальное.

На самом-то деле мы сейчас видим, что они существовали не в безвоздушном пространстве и не были абсолютно оторванными друг от друга: талантливые художники, работавшие и в той, и в иной сфере, создавали невероятно значимые, сильные вещи, которые очень точно отражали свое время, при том что это выражение времени осуществлялось иногда в крайне противоположных формах. Но давайте условимся, что мы говорим именно о талантливых художниках! Потому что было огромное количество людей, получивших профессиональные навыки, но не поднявшихся над уровнем ремесленников и в сфере официального искусства, и в сфере неофициальной. Когда время все расставляет по местам, ты начинаешь понимать, кто из художников, спрятанных до поры до времени от наших глаз, действительно осуществил прорыв, а кто был достаточно вторичен.

«Приходя в музей, люди должны осознавать, как в их будни, в их повседневность добавляется какое-то иное измерение. А это невероятно важно сегодня»
Фото: president.tatarstan.ru

ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ТАТАРСКИХ СЕМЕЙ

— О встречных проектах — Казань в Москве — пока рано спрашивать или уже можно?

— В 2018 году мы готовим выставку «Сказание о граде Свияжске», посвященную уникальным иконостасам двух церквей в Свияжске, которые хранятся в том же Государственном музее изобразительных искусств Татарстана. Нам очень интересно показать их в Москве вместе с художественными памятниками из других музеев, таких как музеи Кремля, Исторический музей, музей Троице-Сергиевой лавры, которые рассказали бы об истории Свияжска как уникального художественного и культурного центра, каковым этот город был и по сей день остается в мультикультурном ландшафте Татарстана. Мне действительно очень хотелось бы, чтобы художественная жизнь Татарстана забурлила бы, как бурлит сама республика. Очень важно соответствовать тому развитию, какое сейчас наблюдается в Татарстане — достаточно посмотреть на застройку городов, новых кварталов, на набережные, на парки. В принципе, понятно, что эти концепции получили начальное развитие в Москве, но оказались очень креативно и плодотворно использованы в Татарстане.

— Креативные концепции как раз и хороши творческой применимостью в самых разных условиях. Сегодня Третьяковская галерея видится лидером в деле культурных обменов разных уровней. Продолжением выставки Roma Aeterna, например, будет встречная выставка шедевров Третьяковской галереи в Риме. Как, по-вашему, удастся выдержать взятую тональность?

Думаю удастся. В Рим поедут работы первого порядка. Поэтому, да, будем снимать шедевры со стен Третьяковской галереи. С одной стороны, долг платежом красен. А с другой стороны, когда ты представляешь выставки в таких местах, как музеи Ватикана — наша будет проходить в крыле Карла Великого, если смотреть на Собор святого Петра, это здание слева за колоннадой Бернини, — ты понимаешь, как важно показать те произведения, которые скажут о многом человеку, совсем не знакомому с отечественной историей русского искусства. Кстати, это тоже кураторский проект, над которым работают сотрудник галереи Татьяна Юденкова, а сокуратором — Аркадий Ипполитов.

— Выездные выставочные акции всегда производственно сложны. Чтобы в Татарстане оценили, положим, грядущую гастрольную экспозицию, на которую из Третьяковской галереи приедет полсотни картин, расскажите о том, чего стоило привезти в Москву выставку из Пинакотеки Ватикана.

Тут, наверное, надо говорить конкретно. Прежде всего выставка из 42 произведений, каждое из которых поступило из постоянной экспозиции Пинакотеки Ватикана, означает — и мои коллегия в Ватикане прямо об этом говорили, — что никогда такое количество работ не покидало стен Пинакотеки. Даже когда Ватикан организовывал большую выставку не только из Пинакотеки, но из всего ватиканского собрания в музее Метрополитен в Нью-Йорке.

Поэтому, конечно же, это были огромные страховки, соблюдение всех возможных предосторожностей, самая тщательная упаковка каждого произведения в отдельный климатический ящик, климатические фургоны, специальный контроль за погрузкой в самолет и такой же специальный контроль за разгрузкой в аэропорту прибытия. А еще это тщательнейший осмотр при распаковке на предмет сохранности произведения, это неусыпное наблюдение реставраторов за тем, как ведут себя работы, это повышенные меры безопасности, это вооруженный полицейский в зале, это сложности с продажей билетов, это ограниченный допуск в зал, потому что там не должно находиться больше определенного количества людей.

Но если говорить о том, что предшествовало — собственно, о логистике, — конечно, это была сложнейшая работа по осуществлению договоренностей о предоставлении тех или иных произведений. Должна сказать, что работать с коллегами из Ватикана было очень приятно: они очень быстро на все откликались,и их действительно сильно увлекла та идея, которую мы им предложили. Почувствовав это, мы, конечно, старались, попросить картин по максимуму. И, в общем-то, по максимуму их и получили.

— Чтобы у наших читателей сложилось такое же — по максимуму — представление о вас, напоследок расскажите о вашей «татарскости».

(Смеется.) Ну а кем же я могу быть еще, кроме как татаркой по национальности, если мое имя Зельфира Исмаиловна, а фамилия Трегулова? Хотя я родилась в Латвии, по-татарски не говорю. «Бабушка», «дедушка», «папа», «мама», «садись» и «спасибо» не считается. Очень много моих родственников по маминой линии живет в Киргизии. В свое время я старалась туда почаще ездить, но сейчас бо льшая часть их детей переместилась сюда, в Москву, живет здесь.

Я очень рада, когда кто-то из моих племянников или племянниц звонит и говорит: «А вот хорошо бы всем собраться!» «Давайте, приходите!» — отвечаю. Это безумно приятно. Я думаю, это одна из особенностей татарских семей: люди очень остро ощущают свое родство, тем более если родные и близкие еще и собратья по разуму. Вот эта необходимость регулярных семейных встреч, когда собираются по 20 - 25 человек разных поколений и всем есть о чем друг с другом поговорить, меня всегда очень радует и очень согревает.

В Государственной Третьяковской галерее произошла смена руководства. Ирина Лебедева уволена с поста директора с формулировкой «по инициативе работодателя». Вместо нее назначена Зельфира Трегулова, ранее занимавшая должность руководителя музейно-выставочного объединения РОСИЗО.

«Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, приносящего многим пользу, всем удовольствие».

(Из завещания Павла Михайловича Третьякова)

Годом основания Третьяковской галереи принято считать 1856 год, когда Павел Третьяков приобрел две картины русских художников: «Искушение» Н. Г. Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» В. Г. Худякова. А уже в 1867 году для широкой публики в Замоскворечье была открыта «Московская городская галерея Павла и Сергея Третьяковых». Её коллекция насчитывала 1276 картин, 471 рисунок и 10 скульптур русских художников, а также 84 картины иностранных мастеров. Шли годы. И сегодня Государственная Третьяковская галерея имеет одну из самых крупных в мире коллекций русского изобразительного искусства, пережив войны, революции, смены политических режимов, а также, естественно, смену руководства.

Быть директором одного из трех ведущих музеев российской столицы - дело ответственное. Люди, которым выпадала честь возглавить Третьяковку, обычно задерживались здесь надолго. Например, бывший председатель Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР Поликарп Иванович Лебедев был директором государственной галереи целых 25 лет: с 1954-го по 1979-й год. Затем Поликарп Иванович стал «персональным пенсионером союзного значения», а ему на смену пришел народный художник СССР Юрий Константинович Королёв, который руководил Третьяковкой до самой смерти (1980—1992).

В декабре 1993 года правительственным распоряжением Родионов Валентин Алексеевич был назначен генеральным директором Всероссийского музейного объединения «Государственная Третьяковская галерея» сроком на два года. Но в итоге задержался на посту директора на целых пятнадцать. До 2009-го года. Его первоочередной задачей стало завершение ремонтно-реставрационных работ в Лаврушинском переулке. Ведь музей ему достался в жутком состоянии; на первые годы его руководства пришлись отключения электричества и забастовка охраны, хроническое безденежье и прочие прелести переходного периода. Но пережив вместе с галереей «тяжелые 90-е», проблемы с финансированием, Родионов решил хозяйственные вопросы, а Третьяковка обзавелась новыми помещениями, стала устраивать большие проекты, включая международные выставки и празднование собственного пышного 150-летия.

Но помимо спасения Третьяковки от разрухи с именем Родионова также связано несколько громких скандалов. Так, в 2005 году недовольство дирекции галереи вызвал спецпроект «Сообщники», который курировал известный искусствовед Андрей Ерофеев. Родионов счел содержащую изображения обнажённых частей тел экспозицию несоответствующей статусу Третьяковки и намеревался её закрыть.

В октябре того же года в ответ на коллективное письмо прихожан московского храма святого Николая в Заяцком, в котором православные верующие охарактеризовали работу художника Александра Косолапова «Икона-икра» как возбуждающую социальную и религиозную ненависть и вражду, Родионов распорядился снять с выставки «Русский поп-арт» данный фотоколлаж.

Также в 2007 году министр культуры России Александр Соколов в резкой форме раскритиковал подготовленную Третьяковкой к отправке в Париж выставку «Соц-Арт. Политическое искусство в России». В представленных на ней произведениях чиновник увидел черты позорящей страну порнографии. Руководство Третьяковской галереи подвергло список экспонатов цензуре и изъяло из него 17 работ. Затем Родионов подал в суд иск против Соколова о защите чести, достоинства и деловой репутации. Поводом к этому послужили опубликованные в газете «Московский комсомолец» выдержки из выступления министра на пресс-конференции, посвящённой ситуации вокруг парижской выставки, в котором сам музей в завуалированной форме был назван организацией, погрязшей в коррупции. Все закончилось мировым соглашением.

А уже через год последовало странное двухэтапное увольнение Валентина Алексеевича. Новым директором галереи стала его заместительница Ирина Владимировна Лебедева, которая в своем интервью акцентировала внимание на том, что «Многое будет определяться именно тем, что я по образованию искусствовед, а Валентин Алексеевич не искусствовед. На общеизвестные вещи мы с ним смотрим по-разному».


До того, как возглавить музей, она четыре года была заместителем по науке прежнего директора Валентина Родионова, считалась крупнейшим специалистом в области авангарда, проработала в Третьяковской галерее с середины 1980-х, начав карьеру с должности простого научного сотрудника. За время работы Лебедевой в качестве директора, в частности, был создан попечительский совет, реформирован лекторий и организовано несколько десятков выставок в России и за рубежом. Самые крупные среди них — «Святая Русь», которая после Москвы была показана в Лувре, «Видение танца. К столетию Дягилевских сезонов», Александр Дейнека. Работать, строить и не ныть!» и многие другие.

Но не смотря на то, что еще в 2011-м году первую женщину-директора Третьяковки поддержал сам министр культуры Авдеев и коллектив галереи, отвергнув все обвинения в адрес Лебедевой в присвоении служебных квартир, незаконном начислении премий и распродаже фондов музея в частные коллекции, зимой 2015 года Ирина Лебедева была уволена с поста директора с формулировкой «по инициативе работодателя».

«В Третьяковской галерее так и не создана комфортная среда для посетителей — нет кафе, магазинов, нет Wi-Fi. В планах руководства галереи — снижение посещаемости на 15%. Главный художественный музей страны, русского искусства так и не стал методическим центром»,- так объяснили в департаменте культурного наследия Минкультуры РФ причины увольнения Лебедевой.

О том, что в галерее не хватает эффективного управленца, говорили и подчиненные Ирины Лебедевой. Они даже написали открытое письмо. По слухам Лебедева незаконно заняла служебную квартиру по адресу Лаврушинский переулок дом 10 квартира 9, принадлежащую Галерее на праве оперативного управления. При этом оплата коммунальных услуг осуществляется за счет Галереи.

Тем временем вместо Ирины Владимировны, которая проработала в Третьяковской галерее 30 лет и возглавляла ее в течение последних 5 лет, на пост директора была назначена Зельфира Трегулова, перешедшая на эту должность с поста главы музейно-выставочного объединения РОСИЗО.


По ее словам на предложение возглавить Третьяковскую галерею она согласилась не сразу: «…я взяла пару дней на размышление. Я уже говорила о том, что мне надо было понять для себя самой, есть ли мне что предложить Третьяковской галерее и смогу ли я поднять эту меру ответственности. И потом, нужно было подумать о том, смогут ли мои коллеги в «РОСИЗО» развивать те проекты, которые были уже придуманы и запущены».

«Надо понять, что еще можно сделать, говорит она. — Чтобы, как это происходит в лучших европейских мировых музеях, Третьяковка стала важнейшим средоточием ценностей культуры. И это не только традиционные выставки, но и самые разные формы привлечения посетителей, в том числе, основанные на современных технологиях».

Зельфира Исмаиловна закончила искусствоведческое отделение Исторического факультета МГУ, проходила стажировку в Музее Соломона Р. Гуггенхайма в Нью-Йорке, была заведующей отделом зарубежных связей и выставок в ГМИИ им А. С. Пушкина, на протяжении 11 лет работала заместителем генерального директора по выставочной работе и международным связям в Музеях Московского Кремля.

С 14 августа 2013 года Зельфира Трегулова — генеральный директор Государственного музейно-выставочного центра «РОСИЗО».

Следующим этапом в карьере музееведа с колоссальным опытом стал пост генерального директора ФГБУК «Всероссийское музейное объединение — Государственная Третьяковская галерея».

Хочется верить, что человек с подобным опытом действительно сможет многое «предложить Третьяковской галерее». Ведь перед Зельфирой Исмаиловной стоит множество задач: строительство нового корпуса, ремонт и перепланировка существующих помещений и выставки, выставки, выставки. О самых интересных из которых - непременно расскажет наш сайт.

10 февраля указом министра культуры Российской Федерации Ирина Лебедева была снята с должности директора Третьяковской галереи. На ее место назначена Зельфира Трегулова, до сегодняшнего дня занимавшая пост главы музейно-выставочного объединения РОСИЗО (бывший Центр художественных выставок и пропаганды изобразительного искусства «Росизопропаганда»). «Лента.ру» разбиралась в вопросе, выслушав различные мнения заинтересованных лиц. Сразу после известия мы поговорили с главным хранителем Третьяковской галереи, вторым человеком в музее, Татьяной Городковой, а также взяли комментарий у руководителя департамента культуры Москвы Сергея Капкова и директора департамента культурного наследия Минкульта Михаила Брызгалова.

«Лента.ру»: Мы узнали новость о Лебедевой и хотели уточнить причину случившегося.

Я могу вам рассказать, как свидетель, как это происходило. В полдень 10 февраля в Третьяковскую галерею вошел Владимир Мединский вместе с Михаилом Брызгаловым с Зельфирой Трегуловой. Нас собрали у заместителя гендиректора, и министр культуры произнес дословно следующее: «Коллеги, информирую вас, что подписан приказ об увольнении генерального директора. С сегодняшнего дня у Третьяковской галереи новый директор - Трегулова. Я прошу вас продолжать работу. Мы не потерпим никакого саботажа. Если кто-то будет это допускать, просим подавать заявления на стол, все будут уволены».

Он как-то объяснил это свое решение?

Мы попросили объяснить причины увольнения, поскольку для нас это было полным шоком. Но никаких объяснений озвучено не было. Единственное, что нам было сказано: Третьяковской галерее было необходимо придать новый импульс.

Вы это как-то связываете с процессом смены руководства ведущих музеев, в частности ГМИИ имени Пушкина?

Я думаю, что это другая волна, потому что Ирина Лебедева возглавляет Третьяковскую галерею лишь с 2009 года. Летом был заново подписан пятилетний контракт. В случае с Ириной Антоновой (многолетний директор ГМИИ имени Пушкина, занявшая должность президента музея, - прим. «Ленты.ру» ) это была смена возрастного состава в силу объективных причин. В данной ситуации все выглядит по-другому, потому что Зельфира Трегулова - человек одного поколения с Ириной Лебедевой. Говорить, что убирается пожилой директор и назначается молодой и перспективный «менеджер с новым мышлением», который придаст новый импульс, нелогично. Внятных причин, по которым произошла смена руководства, мы от министра культуры не услышали.

Каковы, по-вашему, мотивы этого решения?

Думаю, данный вопрос нужно задать министру культуры… У коллектива состояние эмоционального шока. Мы бы хотели услышать разумные аргументы. Знаем, что деятельность директора музея (как и любого государственного учреждения культуры) жестко контролируется выработанной системой: следят за всеми показателями деятельности музея, есть критерии оценки эффективности руководителя. Каждый квартал мы заполняли эти показатели: посещаемость, приобретение, хранение, реставрация, организация выставок, лекций. Мы по всем пунктам эти показатели перевыполняем. Свидетельством, что деятельность Третьяковской галереи оценивается высоко, является то, что музей и в прошлом, и в позапрошлом году получал дополнительное премирование от министерства культуры. Я сейчас говорю о каких-то объективных, формальных показателях - оценка успешности или неуспешности деятельности музея и человека, который им управляет. Можно сравнить состояние Третьяковской галереи пять лет назад и сейчас, и многое станет ясно. Деятельность музея у всех на виду: и в СМИ, и в музейном сообществе, и в российском и мировом культурном пространстве. Третьяковская галерея энергично набирает обороты. Сейчас пройден довольно сложный период, связанный с реорганизацией структуры, с выстраиванием основных направлений движения музея.

Была озвучена такая претензия, как затянутое строительство нового корпуса.

Всегда можно предъявлять какие-то претензии. Я сейчас стою под окном в кабинете. Внизу полным ходом идет стройка нового корпуса. Это тоже большой и длительный процесс. Когда Ирина Лебедева стала директором, вопрос о стройке получил новое прочтение. Задумывался корпус очень давно. Камень, на котором написано, что здесь будет возведен новый корпус, стоял уже много лет, но в силу разных обстоятельств строительство откладывалось. Мы довольно долго и вдумчиво перерабатывали внутреннее содержание проекта. Затем занимались переоформлением земли, на которой должен был быть построен новый корпус. Словом, шел нормальный процесс. Он никогда не тормозился. А сейчас у нас стоит два огромных крана, я вижу толпу рабочих, и странно говорить, что стройка тормозится. Она идет.

Коллектив намерен что-то предпринять по поводу смены руководства?

Мы понимаем, что с формальной точки зрения министр культуры имеет право подписать такой приказ. Но нам бы очень хотелось, чтобы последствия этого получили общественное звучание, чтобы люди задумались, кто и кого у нас увольняет и как это происходит. Речь ведь идет о том, что в одночасье уволен генеральный директор Государственной Третьяковской галереи - национальной сокровищницы Российской Федерации. И если были какие-то претензии, то в чем они выражались? Где хоть один выговор министра культуры? Или любое иное недовольство нашей деятельностью? Сплошные благодарности ото всех: Франция награждает Лебедеву орденом Почетного легиона, Италия - своими государственными орденами. У нее репутация блистательного директора мирового уровня. Может быть, чего-то не понимаем? Но мы профессионалы музейного дела, и мы хотели бы, чтобы к нам и нашей деятельности относились с уважением, а не угрожали увольнением. Музей - это наша жизнь. И больно, когда с нами так поступают и когда так поступают с человеком, который возглавляет наш коллектив.

* * *

В ответ на запрос из ведомства директора департамента культурного наследия Минкульта, возглавляемого Михаилом Брызгаловым, в редакцию «Ленты.ру» поступило следующее заявление.

Понятны опасения и страхи любого сотрудника при смене руководства учреждения. Но понимание того, что происходит вокруг галереи, видимо, есть не у всех. Например, о темпах и качестве стройки второй очереди нельзя судить по наблюдениям из окна. Попытки создать из бывшего директора «жертву власти» неудивительны, но это за гранью добра и зла: претензий к Ирине Лебедевой как искусствоведу не было и нет. Именно поэтому ей сразу были предложены варианты работы.

Но не должно быть скандальной ауры, связанной со стройкой, конфликтом с московскими коллегами, посетителями, вокруг Третьяковской галереи - крупнейшего музея и гордости страны! Третьяковская галерея должна быть удобным, родным домом для каждого, кто имеет отношение к изобразительному искусству: знает его, любит или хотя бы хочет узнать что-то новое. С этой задачей должна справиться Зельфира Трегулова. И в решении этой сложнейшей задачи ей нужно помочь, а не препятствовать. У нас нет оснований не доверять ей как профессионалу высочайшего класса и порядочному человеку.

* * *

Мы попросили прокомментировать вышесказанное руководителя департамента культуры Москвы Сергея Капкова.

«Лента.ру»: Минкульт одной из причин увольнения Ирины Лебедевой называет снижение планки посещаемости Третьяковки. В чем суть вашего конфликта с бывшим директором Ириной Лебедевой?

Как вы знаете, новое здание Третьяковской галереи находится на территории «Музеона» на Крымской набережной. Это место стало большим арт-объектом. Весь прошлый год, особенно летний сезон, был посвящен данной теме - там люди гуляют, проходят фестивали, различные другие акции. «Музеон» у нас - парк уличной скульптуры. И мы много раз предлагали руководству ГТГ открыть их двор, сделать совместные концерты, продлить работу музея, чтобы завсегдатаи парка Горького стали также посетителями Третьяковки. И чтобы шел обратный процесс. Мы хотели, чтобы различные творческие мастерские, пленэры, которые работают внутри Третьяковки, могли выйти на территорию парка. Но не нашли никакой поддержки у руководства музея. Напротив, получили жалобы на имя Дмитрия Медведева и вице-премьера Ольги Голодец на действия городских властей. Дескать, мы парализуем работу Третьяковки, из Крымской набережной сделали пешеходную зону и т.п. Ну то есть взаимодействие с ГТГ тормозилось на всех уровнях. Вот так у нас было.

Прежний директор работал долгое время в Третьяковке, а новый - человек со стороны, это вызывает недоумение у коллектива...

А почему человек должен быть изнутри? Зельфира Трегулова - известный человек в музейной среде, которого я тащил, если можно так сказать, на работу, предлагал возглавить РОСИЗО. Она в течение года сделала несколько больших замечательных выставок, в том же Манеже, поэтому я считаю ее назначение совершенно оправданным - она большой профессионал, известный человек в музейной среде. Новый руководитель галереи - человек очень системный, неконфликтный, человек, который может выстроить отношения и с городскими властями. Для Третьяковки это важно, они строят новый корпус. Зельфира сможет вернуть былую славу так называемому новому зданию, потому что оно находится на стратегическом маршруте между парком Горького с музеем современного искусства «Гараж» и классическим зданием Третьяковской галереи. Мы планируем, что это будет большой музейный квартал. С прошлым руководством ГТГ нам не удалось договориться, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Предыдущее руководство игнорировало все инициативы города.

Трегулова Зельфира Исмаиловна: биография

Родилась она в 1955 году в Риге, столице Латвии, в семье известного кинооператора Исмаила Трегулова. Здесь же, в чопорной прибалтийской стране, прошло ее детство. Она посещала одну из русских школ города, была прилежной ученицей. Чуть ли не с младенчества интересовалась искусством. Ее мама, как и отец, была деятелем киноискусства.

Оба родителя работали в Рижской киностудии, однако девочку больше интересовала живопись и она была готова дни напролет проводить в музеях, изучая каждую картину до мельчайших подробностей. Так, в возрасте семи лет она попала в Эрмитаж, и это событие, пожалуй, определило ее дальнейшую судьбу.

Национальность и биография Зельфиры Трегуловой ввиду ее азиатской внешности часто становилась предметом для обсуждения среди ее одноклассников. Сама она чувствовала себя космополитом, ее интересовала мировая культура в целом, в частности живопись и скульптура. И в мире для нее существовала всего лишь одна национальность – люди, сопричастные к культуре.

Зельфира Трегулова: путь к становлению

В 1972 году девушка решила уехать из Риги в Москву и учиться на искусствоведа. Для этого она подала документы в Московский государственный университет с целью поступления на исторический факультет. Естественно, девушка была лучшей студенткой в своем отделении. Большую часть свободного времени проводила за изучением культурного наследия Москвы.

Рига, безусловно, культурный город, он в ее глазах до конца жизни будет считаться малой родиной – местом, откуда берет начало ее биография. Зельфире Трегуловой, семья которой продолжала жить в Латвии, Москва показалась настоящей кладовой культуры, и именно благодаря бесчисленным музеям, она преисполнилась к нему невероятным уважением и любовью. Затем она открыла для себе Ленинград, после чего при первой же возможности совершала турпоходы в северную столицу.

Профессиональная деятельность

В 1977 году, окончив университет, Зельфира Трегулова, о биографии которой мы рассказываем в этой статье, решила учиться в аспирантуре главного вуза страны. Через год она уже имела диплом младшего научного сотрудника СССР. Серьезно профессиональной деятельностью она занялась в 1984 г, в Художественно-производственном объединении имени Е. В. Вучетича, которое имело всесоюзное значение.

Здесь она поработала в течение 13 лет. Та работа ее очень захватывала и воодушевляла. Она была куратором и координатором международных выставок советского искусства за границей. После 1998 года она занималась международными связями по вопросам организации выставок в музее имени А. С. Пушкина.

Стажировки и новые позиции

Зельфира Трегулова, биография которой, начиная с 90-х, то есть, после падения железного занавеса, резко меняется, причем, в лучшую сторону, уже в 1993 году отправляется в Нью-Йорк на стажировку. Здесь она пробыла около года и научилась множеству более новых подходов. Вернувшись в Москву, она получает новое назначение – руководитель отдела внешних связей в музее им. А.С.Пушкина.

Далее она стала выступать как выставочный куратор, ее приглашали различные музеи, в том числе Нью-Йоркский Соломона Р. Гуггенхайма. С 2002 по 2013 гг. она была на посту генерального директора по выставочной работе, а также ответственного за налаживание международных связей в Кремлевском музее г. Москва. Последующие два года, то есть, до 2015 г. она находилась на должности заведующей «РОСИЗО» - Русского музейно-выставочного объединения.

2015 год стал для нее знаковым. Зельфира Исмаиловна была назначена директором одного из самых известных музеев не только в России, но и в мире - Государственной Третьяковской галереи. С этого момента музей зажил новой, совершенно другой жизнью. А для самой Трегуловой данное назначение стало настоящей удачей.

Деятельность вне музея

Кроме музейной, то есть, основной деятельности, З. Трегулова является преподавателем факультета «Арт-менеджмента и галерейного бизнеса» в бизнес-школе RMA г. Москва. Она свободно владеет следующими языками: английским, владеет французским, немецким и итальянским. Является членом Общественного совета при Министерстве культуры Российской Федерации.

Кураторская деятельность

Трегулова является куратором крупных выставок международного уровня в лучших музеях как России, так и мира. Одним из последних ее проектов были «Виктор Попков. 1932-1974 гг.» и «От барокко до модернизма. Палладио в России».

Награды

За вклад в отечественную культуру Зельфира Исмаиловна была награждена Почетными Грамотами от Министерства культуры РФ, является кавалером Ордена Звезды Италии за проведение Года итальянской культуры и языка в России. Ей также была вручен крест с короной - орден за Заслуги pro Merito Melitensi. Трегулова также является лауреатом премии «Честь и достоинство профессии», которую получила в рамках 7-го Всероссийского фестиваля «Интермузей».

В ноябре 2016 года была награждена Золотой медалью им. Льва Николаева. В том же году стала лауреатом премии РБК-2016. Ее номинация называлась "Государственный деятель".

Зельфира Трегулова: биография, национальность, семейное положение

Итак, многих интересует, кто по национальности директор Третьяковской Галереи? Конечно же, у нее характерная азиатская внешность, да и имя тоже. В ее метрике написано, что родилась она в столице Латвийской ССР, но то, что она не латышка, ни у кого не вызывает сомнений. Отец у нее из Татарстана, а мать из Киргизии. Родители познакомились в институте кинематографистов в г. Москве.

Затем они устроились на работу в Рижскую киностудию и на долгие годы обосновались там. Здесь же родилась Зельфира. Когда девушка выросла и захотела учиться на искусствоведа в Москве, родители, естественно, не были против. А когда девушка смогла обосноваться в столице страны Советов, то родители и сами переехали к ней. На данный момент в Москве проживает множество родственников Зельфиры Трегуловой, семейное положение и жизнь которой находится за семью замками. Она не любит говорить о супруге, о том как они познакомились, где жили, куда вместе ходили и т. д.

Дети и внуки

Зельфира Трегулова, о биографии, семье и детях которой мы знаем совсем немного, не любит рассказывать о своем муже (если он у нее есть - это тоже секрет). О детях, вернее, о дочери, она говорит с чуть большей охотой, а вот о внуках она готова рассказывать часами. Итак, ее дочка также является искусствоведом, а это значит, что она пошла по ее стопам. Родилась дочь в Москве. И это единственный ребенок Трегуловой.

Несмотря на то, что в азиатских семьях принято иметь много детей, Зельфира всецело посвятила себя искусству, музейной деятельности. Для того чтобы за дочкой было кому ухаживать, молодая женщина вызвала из Риги родителей в Москву. Сейчас ее дочь замужем и у нее растут двое прекрасных ребятишек – старший сын и младшенькая дочка. Старший внук Зельфиры Трегуловой, о биографии и личной жизни которой идет повествование в этой статье, уже несколько лет как ходит в школу.

Он так же, как и его мама, бабушка - очень креативная личность. Любит рисовать, лепить, строить из кубиков огромные города, играть в "Лего". Бабушка Зельфира в нем души не чает, она часто берет его к себе в музей, где ребенку очень нравится. А младшая тоже очень любит рисовать, конечно же, у нее пока получаются лишь каракули (ей всего 2 года), но она также является частым посетителем музея, в котором ее бабушка Зельфира является самым главным начальником.

Кроме Третьяковки, дети также бывали и во многих других музеях, как Москвы и других городов России, так и за рубежом. Их родители являются большими поклонниками не только живописи, но и изобразительного искусства вообще, а поскольку у детей нет няни, то они всюду их берут с собой. Недавно Зельфира Трегулова, о биографии и семейном положении которой многие хотели бы узнать, решила организовать филиал Третьяковской Галереи в столице Татарстана г. Казань. Именно здесь многим стало понятно, что она по национальности считает себя татаркой.

зельфира трегулова интервью

Директор ГТГ Зельфира Трегулова, вовремя понявшая, «что снобизм в себе надо изживать» , за считанные месяцы сумела не только поменять в глазах посетителей имидж музея, но и методы, и стилистику его работы. Об этом и о многом другом - в интервью Милены Орловой...


«Вы активно участвуете в художественной жизни Москвы: только за одну неделю вы были на ток-шоу в Еврейском музее, на Artplay участвовали в дискуссии об идеальном музее с Мариной Лошак, открыли выставку «Романтический реализм» в Манеже, вас можно видеть на всех важных вернисажах. Это удивительно для директора такого большого музея. За девять месяцев вы стали медиаперсоной. Расскажите, зачем это вам и для чего это Третьяковской галерее?

Понятно, не для того, чтобы удовлетворить собственное тщеславие. В предыдущие годы я получила все, что человеку нужно, чтобы ощущать себя профессионалом. Еще в бытность свою заместителем директора Музеев Московского Кремля я часто появлялась на различных выставках. Мне интересно.

Любой директор музея сегодня­ — а в особенности это касается таких музеев, как Третьяковская галерея, Русский, Эрмитаж, Пушкинский, которые представляют гигантский временной отрезок, — должен ориентироваться в том, что происходит в художественной жизни здесь, в России, и что происходит в мире.
Учиться не поздно никогда, тем более если речь идет о выставках таких выдающихся художников, как Аниш Капур или Михаль Ровнер, или о визите Билла Виолы. Я рада была, что они к нам пришли. Разговор с такими людьми, и особенно в экспозиции Третьяковской галереи, открывает что-то совсем иное.

Это какой-то новый жанр: недавно вы провели экскурсию по музею и для знаменитого британского художника Аниша Капура.

Действительно, для Аниша Капура открыли закрытую Третьяковскую галерею. Это не фигура речи. Он возник в шестом часу вечера в понедельник, когда у музея выходной. У него было всего полчаса, и он решил посмотреть на иконы.

Он прошел мимо Айвазовского, внимательно посмотрел на его работы. На обратном пути еще раз уточнил, кто это такой. Когда я спросила: «А что вам в этом интересно?», — он мне сказал нечто, что для меня, наверное, сейчас стало одной из новых, интересных точек зрения, на нее мы будем опираться, делая ретроспективу Айвазовского, которая откроется 28 июля 2016 года.

Что именно, сейчас не скажу. Но я поняла, что снобизм в себе надо изживать. Мне кажется очень важным в ситуации абсолютной нетолерантности, партийности и приверженности какой-то косной, зашоренной точке зрения расширять фокус и смотреть на все абсолютно объективно, и, в частности, выставка в Манеже как раз немножечко и про это.

«Романтический реализм. Советская живопись 1925—1945» в Манеже — зрелище впечатляющее. Говорят, что вы эту выставку как куратор сделали за две недели. Это для вас рекорд?

Нет, за два месяца. В общем, рекорд. В своих лекциях в университете я все время говорю, что хорошие выставки делаются годами. До этого у меня пример минимального срока подготовки прекрасной выставки — это Палладио в России, которую мы сделали в РОСИЗО ровно за год сумасшедшего, каторжного труда.

А здесь два месяца. Понимаете, представилась возможность сделать первую большую серьезную музейную выставку в Манеже. Это вскрыло довольно важную историю: у Министерства культуры, у федеральных музеев нет большого выставочного пространства, где можно было бы показывать масштабнейшие проекты.

За девять месяцев, что вы руководите галереей, вы всячески промоутируете «новую Третьяковку» на Крымском Валу. Там открыли вход с набережной, сделали модный музейный магазин, новый дизайн, музыкальный фестиваль во дворике. Но ощущение такое, что сами выставки современного искусства у вас на втором плане, в отличие от других музеев, которые сейчас за них хватаются как за какую-то особую соломинку, которая их приведет к новой аудитории.

Нет, это вам так кажется. Начнем с того, что наш отдел новейших течений работает очень активно. За это время состоялись две большие выставки.

Гиперреализм готовился задолго до моего прихода. Мне это было очень интересно, потому что я сама — свидетель того, как возникало это течение. Я работала во Всесоюзном художественно-производственном объединении им. Вучетича, которое организовывало всесоюзные выставки типа Мы строим коммунизм или Молодые художники в борьбе за мир в 1987 году в Манеже, когда впервые выступал Гребенщиков, когда на сцене был Артур Миллер. Это было потрясающее время, 1987 год.

Выставка была прекрасная, и мне показалось, что и Кирилл Светляков, руководитель отдела, и все сотрудники очень интересно работают и с аудиторией, и с дизайнером Алексеем Подкидышевым, который делал этот проект.

Следующая выставка Метагеография — один из самых интересных проектов в рамках Московской биеннале современного искусства. Притом что там нет каких-то громких имен и там поднято на поверхность из запасников энное количество работ художников 1930-х годов, которых я сама никогда не видела.

Мы привлекаем молодую аудиторию именно на такие проекты, не говоря уже о самых различных программах, например о Ночи музеев, где мы делали акцент на том, что этот год — год 100-летия Черного квадрата Малевича, основополагающего произведения искусства ХХ столетия.

Для этой аудитории была подготовлена замечательная инсталляция, посвященная Малевичу, — 3D-проекция студии Sila Sveta во дворе. И невзирая на проливной дождь, было море людей. Море!

А как новшества на Крымском повлияли на посещаемость?

Из-за ремонта кровли в Третьяковской галерее до 5 октября не было ни одной большой выставки в основном выставочном зале. Серова мы открыли 6 октября.

Если сравнить посещаемость Крымского Вала за эти месяцы с посещаемостью в 2014 году, когда в большом зале шли своим чередом выставки Наталии Гончаровой и коллекции Костаки, то у нас разница всего 4 тыс. человек. То есть при закрытом большом выставочном пространстве мы сумели привлечь очень большое количество людей.

Я вам могу открыть еще секрет по поводу посещаемости: мы продлили часы работы и ввели бесплатную среду. И она была очень эффективной. Нам важно, чтобы люди приходили на Крымский Вал, когда там не так много выставок, и шли в постоянную экспозицию. Потому что вот уж она достойна всяческого внимания.

Я имела в виду, скорее, образ галереи в тех же СМИ. Меня, например, поразило интервью, которое вы дали «Эху Москвы». Вы, как заклинатель змей, повторяли: «Серов — главный русский художник, самый лучший русский художник». Что же вы будете делать с другими русскими художниками? Вы сами чем объясняете успех у публики выставки Серова? Мне показалось, что это интервью было секретным оружием… Как говорил гипнотизер Кашпировский: «Вы заряжены на Серова».

Наверное, все-таки я немножечко колдунья. Валентин Серов — один из моих любимых художников. Интеллигентные люди в советские времена любили Серова, и тогда было очень острое ощущение, что смерть его была страшно преждевременной и оборвала какое-то невероятно интересное развитие. И я уверена в этом до сих пор, и мне кажется, что мы это продемонстрировали.

Так вот, я пришла в галерею, когда над выставкой работали не меньше двух с половиной лет, и я не вмешалась в состав выставки ни на йоту. Но мне показался неправильным общий принцип решения экспозиции. Я вмешалась в это радикально, убедила переделать.

Чтобы это была выставка, зайдя на которую зритель столбенел от того, что там увидел. Вот прямо сразу, с первого зала. И чтобы при этом она была легкая, прозрачная, без узких, тесных выгородок. Чтобы разворачивались самые различные перспективы, и произведения разных периодов вступали в диалог.

Я вас слушаю с наслаждением и слушала бы и слушала, но все же: кто придумал ролик с ожившей картиной «Девочка с персиками»? Это, конечно, смешно было.

Научные сотрудники сопротивлялись, но этот тизер собрал полмиллиона просмотров! Очереди на выставку стоят еще и благодаря ему. Да, кому-то может показаться смешным, но в нем нет ничего, на мой взгляд, пошлого. И сделано просто, недорого. Денег мы туда не вбухивали, и вообще на рекламу затрачена просто смешная сумма.

Эффективность социальных сетей сейчас нельзя недооценивать.

Конечно, сарафанного радио, социальных сетей и так далее. Вы знаете, даже министр, зайдя в соцсети, увидел жалобы посетителей на очереди и звонил мне в субботу: «Почему у вас работает одна касса?» Да, не предполагали, что будет такой наплыв. Думали, ну две тысячи в день.

А тут как сразу бабахнуло тысяч пять в субботу. В среднем 4350 посетителей в день. Предыдущим рекордом Третьяковской галереи была выставка Левитана — 2100 человек в день. Холодно, а люди стоят. И мы бы принимали больше, но просто возможности зала и нормы соблюдения безопасности произведений ограничивают вход в здание.

Многие музеи за рубежом продают билеты заранее в Интернете.

Во время недавней конференции на ВДНХ, посвященной новейшим технологиям, инновациям, я была одним из спикеров. Оказалось очень полезно. (Это к вопросу о том, зачем я везде хожу.) Там мы замечательно пообщались с Лораном Гаво из Google, и вот я сейчас встречаюсь с ним в Париже, и мы уже наметили три интереснейшие программы. И еще мы будем сотрудничать с образовательным ресурсом «Арзамас».

Мы долгое время в музейном деле увлекались мультимедийными и прочими новейшими технологиями. И как всегда, оказались в ряду отстающих: весь мир уже понял, что, когда у тебя есть подлинные произведения искусства или памятники культуры, мультимедиа — средство исключительно вспомогательное, отнюдь не основное.

Всюду в мире в музеях возвращаются к высказыванию с помощью подлинника. Когда живешь в этом тяжелом, очень застрессованном мире, нужно то, с помощью чего можно держаться на плаву, это своеобразный «детокс».

Вот я пришла в воскресенье на выставку Серова, потому что пришел с семьей господин Костин, первое лицо Банка ВТБ, нашего главного спонсора. Я видела, как люди выходили из галереи, отстояв перед этим два часа на улице, и у всех лица сияли. Когда я разговаривала на выставке с журналистами, все заканчивалось тем, что у многих на глазах появлялись слезы.

В конкурсе на разработку концепции развития галереи выиграла западная компания, и вы на пресс-конференции сказали, что в России специалистов такого класса и уровня нет. А каких еще специалистов в музейном деле у нас не хватает?

В принципе, аутсорсинг — это нормальная система сегодня. Те, кто считает деньги, выводят какие-то сферы деятельности на аутсорсинг. Это более эффективно и более выгодно, чем содержать у себя в штате людей на зарплате.

Каких специалистов нет? Ну, давайте начнем с самого болезненного вопроса: как раз специалистов-искусствоведов.

Удивили!

Не хочу сказать, что мое поколение было самое талантливое и замечательное, но, когда я поступала на искусствоведческое отделение в Московский университет, к моменту сдачи всех экзаменов осталось 20 человек на место. Когда поступала моя дочь в 1998 году, конкурс был 1,8 человека на место.

Когда я оканчивала университет, венцом всех мечтаний было оказаться в музее. Пушкинский музей — для тех, кто по западному, Третьяковка — для тех, кто специализировался по русскому искусству. Сейчас не так, к сожалению.

Сейчас все самые яркие, самые интересные студенты идут в другие сферы: уходят в PR, в частные институции, в образовательные проекты.

Когда выставку делают люди, проработавшие в галерее многие десятки лет, их довольно сложно сориентировать на иной тип мышления. Проблема в том, что смены-то нет. А где взять других специалистов по Репину и передвижникам, которые, как ни крути, основа коллекции Третьяковской галереи?

Но даже тех, кто к нам идет, иногда приходится профессионально переориентировать. Они специализировались по другому искусству, по другому периоду.

По каким русским художникам вы советуете специализироваться сейчас?

Пожалуйста, молодые люди, занимайтесь передвижниками, это очень интересно! Сегодня настал момент посмотреть на них совсем по-другому. И выявить множество интереснейших, актуальных вещей, начиная с того, что это момент начала художественного рынка в России и что это было коммерческое предприятие. О чем, естественно, в советской историографии никто даже не упоминал.

Можно заниматься «Бубновым валетом», рубежом XIX—XX веков, Александром Ивановым, в конце концов. Кроме Михаила Михайловича Алленова, никто из ярких фигур этим уже не занимается. Для меня его спецкурс в университете по Александру Иванову был переворотом сознания, как, впрочем, и спецкурс по Врубелю.

Смею верить, что я была любимой ученицей. И когда я писала диплом, он в очень тяжелый для меня момент был просто как отец. Причем за меня не написал ни слова.

Может быть, выход в приглашенных кураторах?

Конечно, у нас уже есть приглашенные кураторы. Например, Аркадий Ипполитов из Эрмитажа. Он делает выставку из собраний Музеев Ватикана, которую мы принимаем осенью следующего года в обмен на выставку Библейские сюжеты в русском искусстве, которую делаем в Ватикане.

Аркадий Ипполитов как раз тот человек, который может совершенно по-новому расширить любую самую традиционную тему, и при этом он специалист по итальянскому искусству, человек невероятной эрудиции.

То есть у вас такой межмузейный обмен получается?

Мы с Эрмитажем сотрудничаем. У нас есть несколько проектов, обсуждаем вопрос о том, что, возможно, станем партнерами Эрмитажа в Казани и будем там проводить выставки из собрания Третьяковской галереи. А нам нужно обязательно делать региональные проекты, потому что из-за существующей экономической ситуации в этом году у нас не было ни одной выставки в городах России.

Все регионы заявили о том, что с экономической точки зрения этот проект потянуть не могут. Поступило предложение от мэра Казани и от президента Татарстана, поэтому сейчас будем над этим работать.

Вы меня извините за такой вопрос. Вот вы говорите про Казань…

Да-да-да, вот именно поэтому, когда ко мне с этим обратились, я сказала: вы знаете, я не готова открывать филиал в Казани, потому что все скажут, что я делаю это только потому, что я Трегулова Зельфира Исмаиловна, что я татарка по национальности.

Было бы интересно немножко узнать о вашей семье.

Когда моей маме в 1938 году выдавали паспорт, ее вместо Терегуловой записали как Трегулову. И слава богу, что вместо Саиды Хасановны не сделали Зинаидой Ивановной.

У меня были очень интеллигентные родители, 1919 и 1920 годов рождения, их давно уже нет в живых. Война, в общем, не способствует тому, чтобы люди жили долго. А отец мой прошел войну с 1941 по 1945 год как фронтовой оператор и снимал Потсдамскую конференцию.

Я выросла в очень правильной семье, совершенно идеалистической, что ли. В смысле соотнесения всего, что ты делаешь, с некоей высшей истиной и правилами, установленными не Господом Богом, а человечеством, притом что, вполне понятно, родители были атеисты. Я, скорее, агностик, да и полагаю, что мои родители были агностиками, просто не понимали, что это надо именно так называть.

И при этом, когда я однажды в первом классе пришла из школы с историей про Павлика Морозова, мама мне до четырех утра рассказывала историю нашей семьи. О репрессированном деде, которого взяли в 1929 году, несмотря на то что у него было восемь детей. Про то, как бабушка моя вывезла детей в Среднюю Азию, как она ночью сидела и выламывала себе золотые зубы, чтобы их продать и как-то прокормить детей.

Моя мама была младшей в семье, и именно благодаря этому она могла получить образование, поскольку в 1936 году была принята та самая сталинская Конституция, которая гарантировала образование даже детям врагов народа… Да, три ее брата погибли на фронте, старший брат был все-таки арестован, ну и далее везде.

А у моих детей прадедушка с другой стороны был расстрелян в 24 часа на Лубянке как немецкий шпион. Вот. Поэтому я страшно благодарна своим родителям, что они старались меня воспитывать, давая все, что можно было дать, возя регулярно в Ленинград (первый раз я была в Эрмитаже в семь лет).

Вы редкий пример музейного специалиста интернационального уровня, а сейчас опять важны пресловутые корни, скрепы, идентичность…

Если вы хотите спросить, кем я себя ощущаю, — я ощущаю себя абсолютно русским человеком, но с бытовыми привычками татарской девушки. Обувь, когда прихожу в дом, снимаю немедленно у порога.

Для татарской семьи если ты приходишь в дом и проходишь в сапогах или в туфлях — это оскорбление. Я знаю три слова по-татарски. Зато я свободно владею латышским языком, я выросла в Латвии, ну и, соответственно, английским, французским, немецким и итальянским (английским — свободно, а остальными — по мере надобности).

У вас была специализация по русскому искусству конца XIX века. А как вы попали в Музей Гуггенхайма?

Всесоюзное художественно-производственное объединение им. Вучетича сделало несколько легендарных выставок в 1980—1990-х начиная с Москвы — Парижа. В 1990 году я начала работать над выставкой Великая утопия. На той выставке было 1,5 тыс. экспонатов. Это великая выставка. Для меня это был университет и возможность работать с невероятными кураторами и с великой Захой Хадид, архитектором выставки.

У вас такой опыт, которым не обладают многие из ваших коллег, — опыт прямого контакта с западными музеями, самыми блестящими. Не могли бы вы сформулировать несколько вещей, которым вас научило это сотрудничество?

Научило многому. Я несколько раз была на длительных стажировках в зарубежных музеях: семь месяцев в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке и три недели в 2010 году в Метрополитен-музее. А до этого в Гуггенхайме две краткосрочные стажировки, связанные с Великой утопией. А до этого работа над выставкой Москва — сокровища и традиции, которую мы делали со Смитсоновским институтом.

Я только потом поняла, что это был мой первый кураторский проект, но хочу сказать, что эта выставка собрала 920 тыс. человек в США — в Сиэтле в рамках Игр доброй воли и в Смитсоновском институте в Вашингтоне. Меня тогда бросили, как котенка в воду, и сказали, что я должна сделать такую выставку: написать концепцию, отобрать экспонаты, договориться и так далее.

Это отличалось от советской практики?

Я очень многому научилась у моих зарубежных коллег: умению вести переговоры, общаться, договариваться, отстаивать свою позицию. Они невероятно корректные, вежливые — это форма уважения к человеку. Еще мне объяснили, что никогда нельзя быть неблагодарным и пользоваться бесплатным трудом. Если нет возможности человеку заплатить, надо ему сказать слова самой глубокой и искренней благодарности. Я всю жизнь следую этому принципу.

Видимо, вас научили и секретам общения с прессой, что у вас журналисты плачут?

Конечно, очень важная история — это отношения с прессой и спонсорами. В Музее Гуггенхайма я была посажена в кабинет заместителя директора (не нашлось другого местечка), и я видела, как они общались с прессой: прерывалось любое совещание, если приходил ведущий журналист из New York Times.

У меня был опыт общения и со спонсорами проектов, которые делал Музей Гуггенхайма, в частности выставки Амазонки авангарда.

У нас, пожалуй, осталось это тяжелое наследие советской эпохи — снобизм по отношению к людям, которые дают деньги.

Мы все делаем выставки только на спонсорские деньги. Музеи Кремля делали их только на спонсорские деньги все время, пока я там работала. Пушкинский музей был последним, кто получал государственные дотации на большие выставки благодаря невероятным усилиям Ирины Александровны, конечно, и ее авторитету.

Выставку Серова полностью финансировал Банк ВТБ. Они наши самые главные партнеры и дают деньги на самые значимые проекты. Деньги большие.

Сколько нам стоил привоз картин из Копенгагена и Парижа! Передо мной тут стояли люди и говорили: давайте откажемся, давайте откажемся. Трудно шли переговоры с датскими коллегами, пришлось даже Алексея Тизенгаузена, главу русского отдела Christie’s, привлечь.

Он помог с определением страховой оценки, потому что то, что владельцы предлагали изначально, не соответствовало стоимости работ Серова. А потом он убедил их, что нам можно доверять.

Вообще похоже, что поиск денег на большие проекты — одна из главных опций музеев сейчас.

Я поняла из опыта зарубежных музеев, что в отделах по фандрайзингу работают профессионалы, но что фандрайзинг не может быть отдан на откуп только этим людям, что спонсоры, у которых просят крупную сумму, должны понимать, на что они дают деньги, что это будет за проект. Должны быть люди — кураторы, искусствоведы, которые профессионально ответят на любой вопрос и могут преподнести проект так, что меценаты раскроют кошелек. Это очень важно». -

Что еще почитать